Какую экономику мы строим? Ответим на этом вопрос, только тогда станет ясно, как стране развиваться -Пётр Щедровицкий

Сегодня страна по-прежнему занимает в мировой системе разделения труда определенную нишу - поставщика ресурсов, ценность которых определена скоростью и характером процессов индустриализации в других регионах мира. Эксплуатация этой ниши дело «накатанное», дающее понятный доход, не требующее никаких особых изменений, и терять её никто не хочет.
«Если положение вещей нас устраивает, то беспокоиться не о чем. Но здесь нужно понимать, что такое сырьевая держава через шаг. Это 60-80 миллионов населения, из которых 35 живёт в Москве и Санкт-Петербурге, а остальные - во временных посёлках и малых городах, обслуживающих сырьевую экономику. Если бы ни растущий поток мигрантов, мы бы уже сейчас вынуждены были признать, что Россия единственная страна мира, население которой за 100 лет не изменилось, - отмечает Пётр Георгиевич Щедровицкий (фото) - эксперт по управлению развитием, по вопросам региональной и промышленной политики, инновационной деятельности и подготовки кадров. - Также при принятии этой стратегии придется смириться с тем, что часть людей - особенно высокообразованных - будет продолжать уезжать: те, кто сможет встроиться в глобальную систему разделения труда.
Если же мы хотим создавать новую индустриальную систему, основанную на экономике знаний, то следует признать, что пока для инновационного типа развития у нас почти ничего нет. Прежде всего,  не сформированы те рамки познания и культурные архетипы в системе управления, образования и сферах генерации нового знания, которые бы стимулировали формирование так называемой инновационной экосистемы.
Есть, конечно, старые академгородки, создававшиеся Советским Союзом в послесталинские годы как усовершенствованные «шарашки» периода научно-технической революции. Сами научно-исследовательские институты и конструкторские бюро тюремного типа в тот период уже перестали быть эффективными как способ эксплуатации «креативного класса». Учёные после Второй мировой войны, в основном, работали на свободе. Чисто военные проекты - без широкой системы трансфера технологий в гражданские отрасли - показали свою неэффективность. Часть исследовательских программ приобрела ярко выраженный международный характер. Стало ясно, что в основе генерации новых знаний, как и 400 лет назад, лежит процесс интенсивной межпрофессиональной коммуникации, сетевые структуры и накопление знаний в длинных цепочках поколений. А закрытость ряда областей исследований сыграла с ними злую шутку.
Результатом следующего общественного договора между научным сообществом и государством в СССР стали «инновационные городки», наукограды - как, скажем, в Новосибирске, Томске или Пущино. Справедливости ради, надо сказать, что это был практически «пилот» подобной организационной формы. Если мы и не были первыми, то уж точно развивали свои наукограды параллельно с США.
Однако с тех пор кластеры производства знаний в глобальной экономике прошли несколько этапов развития. А в России модель советских академгородков, в свое время и по-своему эффективная, сегодня выглядит как промежуточное решение. На этой базе, без существенных дополнений и изменений, современную инновационную экономику не выстроишь.
В первую очередь, нужно решить, какую экономику мы строим. А для этого необходимо ответить на два ключевых вопроса, которые стоят перед Россией с середины ХVII века: «В чем специфика России?» и «Как при этой специфике обеспечить высокий уровень индустриального развития и качества жизни?»