Александр Никитин: «Экономика в ядерной энергетике должна быть определяющей»

Сегодня известный российский эколог, председатель правления общественного экологического центра «Беллона» Александр Никитин приехал в Мурманск, чтобы принять участие в презентации новых докладов Беллоны по экономике АЭС России и плавучим атомным электростанциям. Редакция портала «Nord-news» попросила эколога ответить на несколько вопросов.
- Известно, что в Баренцевом и Карском морях затоплены ядерные реакторы. Создаст ли это проблему в плане грядущего освоения шельфа - Штокмановского и Приразломного месторождений?
- У нас есть специальный доклад, в котором имеется раздел и по этой теме. Если говорить о твердых радиоактивных отходах, то, сколько их затоплено в Арктике, честно говоря, не знает никто. Покойный адмирал Николай Мормуль мне рассказывал такое: «Выводят баржу с твердыми радиоактивными отходами в море и начинают веселиться - расстреливают ее, пока она не утонет...».
Сколько всего затоплено - это не поддается учету. В этом году должна состояться вторая экспедиция по линии МЧС, которая будет устанавливать места подобных затоплений.
С точки зрения радиационной безопасности возможны какие-то локальные места загрязнения, но в общем смысле опасности в данном случае нет.
Что касается жидких радиоактивных отходов, то их сливали в море много. Это было обычной практикой. Я, как бывший офицер-подводник, знаю: если в море есть возможность избавиться , например, от сточной цистерны либо дренажной цистерны с жидкими РАО, а их объем небольшой, порядка 1,5 кубометра, то это будет сделано. Связано это не с каким-либо злым умыслом, а с тем, что сдача такой цистерны на базе представляет для командира серьёзную проблему.
Поэтому потихоньку сливали. Я не думаю, что сейчас что-либо существенно изменилось.
Опять же, какой-либо существенной угрозы в этой практике нет. Основное, о чем мы беспокоимся, - то, что лежит на дне. Было затоплено несколько реакторов с отработавшим ядерным топливом и несколько отсеков из аварийных подводных лодок. А вот эти места точной известны.
Специалисты российского Института безопасного развития атомной энергетики (ИБРАЭ) призывают к тому, чтобы поднять эти объекты. Выделены деньги по федеральной программе на исследование затопленных радиоактивных объектов. Я думаю, придет время, когда мы будем свидетелями подъема таких объектов.
Сейчас постоянно идут дебаты: нужно их поднимать или нет? Обсуждать можно бесконечно, но лучше всего, конечно, их поднять. Все затопления производились с консервацией объектов путем герметизации их специальной смесью. Надежность этого способа оценивается в 500 лет. Я оценить качество этих работ не берусь.
Когда отработавшее ядерное топливо лежит на морском дне, лучше его поднять. Количество радиоактивности в тех местах очень высоко, и кому-то здорово «повезет», если он покушает рыбки, выловленной в том месте.
На работы по Штокмановскому проекту, думаю, какого-то существенного влияния затопленные радиоактивные объекты не окажут. Допустим, при прокладке трубопровода обнаружится какая-то баржа на дне - сдвинутся немного в сторону и все. Какие-то работы по очистке дна возможны, как это делалось, например, при работах на «Северном потоке».
- Ваше мнение по поводу дальнейшего развития атомного ледокольного флота?
- Конечно, по мощности обычные ледоколы проигрывают атомоходам. Я бы сказал, даже не по мощности. Самый, наверное, главный плюс - большая автономность атомных ледоколов.
Вообще почему у нас стали строить атомные ледоколы? Существует некая традиция. Их начали строить одновременно с АПЛ, и атомные ледоколы были своеобразным испытательным полигоном для проверки использования реакторов.
Я к этому вопросу отношусь очень спокойно. Не из-за того, что атомные ледоколы чем-то опасны. Нужно посмотреть экономику, во что это обходится: строительство атомных ледоколов, их эксплуатация и так далее.
Экономика должна быть определяющей. Почему, например, американцы не стали строить атомные ледоколы, хотя технически могли бы это сделать? Потому что там считают деньги.
У нас существование атомных ледоколов оправдывают соображениями некоего престижа. Мне непонятно, о каком престиже речь? Ведь ничто не мешает построить, например, обычный ледокол сравнимой мощности, и на трассе Северного морского пути предусмотреть пункты для его бункеровки.
- Как вы оцениваете ситуацию с радиационной безопасностью в ЗАТО?
- То, что происходит в Западной Лице - печально. Я пришел туда лейтенантом, и тогда это была лучшая база АПЛ. Сейчас там разруха. Недавно я разговаривал с человеком, который живет в Западной Лице. «Ты себе не представляешь, - сказал он мне, - Все дома у нас заколочены...».
Проблема Западной Лицы в том, что там остаются опасные объекты губы Андреева. Отработавшего ядерного топлива там столько, что непонятно, как можно его оттуда убрать и сколько времени для этого потребуется.
Гремиха сейчас перестает быть радиационно опасным объектом, как это было еще пять лет назад, так как работы по утилизации там близки к завершению.
В остальных ЗАТО - Гаджиево, Видяево, Оленьей - ситуация другая. Там всё работает, контроль за опасными объектами осуществляется.
- Каково ваше мнение по поводу недавней инициативы главы «Росатома» Кириенко о создании общественных советов при АЭС?
- Кириенко - демократ. Общественные советы - это его конек. Я полагаю, нужно перенять опыт Франции. Общественный совет у них - действенная структура. На берегу океана у них стоят заводы, располагающие датчиками, контролирующими сброс жидких отходов в океан. Члены общественного совета имеют право в любой момент времени проверить показания этих датчиков. Попробуйте у нас, например, зайти по своему желанию на территорию «Атомфлота», либо же на территорию известного хранилища «Маяк»...
Я бываю иногда на заседаниях общественных советов Росатома в Москве. Это какой-то декоративный орган. Люди там все больше молчат, а им, я извиняюсь, вешают, вешают лапшу на уши.
Общественный совет должен быть как во Франции. Там у них позиция такая: не дай Бог, если что произойдет в этой маленькой Франции! Я думаю, что после «Фукусимы» контроль со стороны общественности за работой АЭС у них будет еще жестче.