Вчера в Мурманске проводили в последний путь Льва Васильевича Журина, почетного гражданина города-героя Мурманска, почетного гражданина Мурманской области, ветерана войны, поисковика, краеведа. Среди тех, кто пришел попрощаться с Львом Васильевичем, были главы Мурманска, представители областного правительства, депутаты областной Думы и мурманского Горсовета, и те, кто знал и любил Льва Журина. Я из последних. Из тех, кто знал и любил Льва Васильевича.
Он умер в последний день весны, 31 мая, в воскресенье, успев встретить великий и главный для него и для всех нас праздник - День Победы. Я узнал о том, что Льва Васильевича не стало, и сразу же позвонил отцу, чтобы рассказать ему эту печальную новость. Мой отец много лет проработал с Львом Васильевичем на Мурманском судоремонтном заводе Министерства морского флота. Всякий раз, когда мы встречались с Львом Васильевичем, я передавал ему привет от папы, а Лев Васильевич всегда просил меня передать привет Валериану Константиновичу, моему отцу. Позвонить Нине Николаевне Журиной я решился только к вечеру воскресенья...
Я редко виделся с Львом Васильевичем. Только сейчас понимаю, что очень редко, непростительно редко, но изменить уже ничего нельзя. Он был интересен всегда, всем и во всем. Своей прямотой, бескомпромиссностью, резкостью суждений, своим отношением к жизни и к судьбе, своим юмором. Он как-то сказал: «В 1997 году меня сделали почетным Мурманска, в 2008 - почетным области. И стал я весь в почете». Но так было не всегда. Почти тридцать лет понадобилось власти, чтобы понять, что за то святое дело, которым занимался Журин, дело поиска и увековечивания памяти солдат, погибших в Заполярье в годы Великой Отечественной войны, человека надо не преследовать, а награждать.
Начинал поиски Лев Васильевич в далеком теперь 1959 году. Он везде, на всех уровнях говорил, что в сопках Заполярья лежат незахороненные останки тысяч и тысяч советских воинов. Власть отвечала ему лозунгом: у нас никто не забыт и ничто не забыто. Его вызывали в парткомы разных уровней и везде «пропесочивали». Лев Васильевич рассказывал мне, что в один прекрасный день лопнуло терпение. Не у властей, а у него. Он сказал: «Если вы мне не верите, то давайте съездим на места боев, и вы все увидите своими глазами».
И они поехали. На военном «газике». Вывести лжеца Журина на чистую воду должен был военный комиссар. Не знаю, то ли области, то ли города. Они приехали на одну из сопок, где шли во время войны ожесточенные бои. Дело было летом, но сопка была не зеленой, а белой. Белой от костей не похороненных советских солдат. Установить, что это были наши, советские воины, а не немецкие горные егеря, оказалось предельно просто. Военный комиссар был потрясен увиденным. Но это вовсе не означает, что поисковому движению был дан «зеленый свет». Все осталось почти по-прежнему. Почему почти? Потому что Льву Васильевичу после таких «доказательств» поверили. Но работать по-прежнему мешали. Надо же было сохранить лицо, после слов о том, что у нас «никто не забыт...». Но они не на того напали. Лев Васильевич не то, что не ломался, он не гнулся. И, конечно, не прогибался. Не из такого он был сделан теста.
Пять лет назад я брал на «Большом радио» интервью у Льва Васильевича. Мы проговорили целый час. И, кажется, оба не могли наговориться. Вот в ходе этой беседы выяснилось, что даже правдолюб и правдоруб Журин может пойти на компромисс. Точнее, может допустить его возможность. Мы говорили о тех памятниках, что во множестве стоят по обеим сторонам Печенгской дороги. Я спросил: «Лев Васильевич, ведь не может быть, чтобы дорога была построена таким образом, чтобы она проходила сплошь через места боёв?». Он согласился и сказал, что памятники были установлены у дороги специально, чтобы люди могли остановиться и поклониться героям. Да даже просто посигналить, проезжая мимо. А от памятных знаков до реальных полей боя надо добираться по несколько километров по бездорожью. Лев Васильевич сказал, что, конечно, можно было установить памятники на местах реальных боев, но кто тогда увидит их? Кто тогда положит к их подножию цветы? Кто тогда запомнит, что здесь шли ожесточенные бои? На моей памяти это был единственный раз, когда Лев Васильевич допустил возможность компромисса.
А ещё он просто был Учителем. Учил любить Родину. Учил, как её надо любить. Без показухи и истерики. Без показательных акций и флеш-мобов. Без продуктовых наборов и открыток ветеранам накануне Дня Победы, потому что, как положено, власть вспоминает о ветеранах раз в год.
Вся жизнь Льва Васильевича Журина была одним длинным - длиной в 93 года - уроком патриотизма. В день накануне похорон я заехал к Нине Николаевне. Мы сидели на кухне, пили чай, и я вдруг сказал: «Вы знаете, Нина Николаевна, мне казалось, что Лев Васильевич будет в моей жизни всегда». Она горько улыбнулась и ответила: «Мне тоже так казалось. Но теперь придется учиться жить без него».
Прощай, Солдат. Прощай Учитель.
Фотография Татьяны Кудряшовой