На стенах мурманской общественной организации «Дети Великой Отечественной войны» фотографии и плакаты. Здесь — самые трогательные моменты и слова, которые пробирают до слёз: «Солдаты не уходят в никуда, они, как прежде, стали с нами в строй. Мы — не случайное соседство, жизнь отдавали вы, а мы отдали детство, израненное страшною войной».
В эти дни в Мурманском областном суде продолжается рассмотрение дела о признании геноцидом и военными преступлениями действий немецкой армии и ее сторонников на территории Кольского Заполярья в 1941–1945 годах. В объединении «Дети войны» за этим процессом следят очень внимательно и даже выступают в качестве свидетелей. Участники, которых остаётся все меньше, уверены — суд должен дать объективную оценку тому, что не имеет сроков давности.
«Они никого не жалели»
— В планах захватчиков было полное истребление русского народа. За один лишь день — 18 июня 1942 года — на Мурманск было сброшено порядка 12 тысяч фугасных снарядов и бомб. Город был практически сожжён, 600 домов сгорело, начиная с Жилстроя. Это нацизм, и нет сроков давности и оправданий злодеяниям. Они не жалели никого! Ни женщин, ни детей, ни стариков, — уверен пенсионер Виктор Курпяков.
В общественной организации его за глаза называют «политологом». Он изучает историю и помогает остальным членам организации разбираться в тонкостях современных международных отношений. Подобного судебного процесса он и его единомышленники ждали много лет и уверены — решение судьи повлияет на изучение истории России, а также на мировую геополитику и отношение к оценкам ущерба, нанесённого нацистами.
— Они и здесь были, и здесь людей томили, уничтожали. Военнопленных, несмотря ни на какие международные договоры, положения, губили, морили голодом, никакой помощи не оказывали. Сотни людей скончались. Но теперь официально суд даст оценку действиям этих варваров и фашистов. Искать, находить и давить, — резко высказался Виктор Купряков.
«Мама шила одеяла из травы, но иголок не было»
Категоричность заместителя руководителя поддержали и другие участники организации. У каждого из них есть воспоминания о своем украденном детстве и трудной юности, проведённой в военном Мурманске. С дрожью в голосе о страшных пороховых днях рассказал Валерий Транков. Он родился в 1941-м, довоенного детства у него не было.
— Мама в одиночку воспитывала нас четверых — меня и моих старших сестёр с братом. Он в море ходил, и благодаря ему мы купили домик в Старом Нагорном. Не хватало ни на что, все время были голодные, каждую крошку хлеба берегли… Мама работала на нескольких работах, была кочегаром в первой бане. Получше стало насчет кормёжки, — вспоминает он.
Голод — главное слово во всех историях детей войны. Валерий Таранков с сожалением говорит: «Вот я и вырос такой маленький».
— Брат у меня хорошего роста, он родился в 30-м году, а тут хлеба не хватало. Никому такого детства не пожелаешь. Иногда спали совсем голые, нечем было укрыться. Мама сама набивала простыни травой, и мы вместо одеял ими укрывались. Ниток не было, что уж говорить — иголок даже не было, вот, что самое главное. Мы просили их у зажиточных семей., — вспоминает он.
Есть в рассказах сейчас уже пожилого человека и мальчишеские истории. Когда-то сбежал из дома, добрался до Петербурга, его поймали, а мама задала порку. Когда-то играли с пацанами в футбол, только футбольного мяча у них не было. А временами бегали в сопки, искать сбитые немецкие бомбардировщики — они падали туда после отражения авиаударов.
— Иногда налетали самолёты, бомбили. Наши истребители отражали атаки. Домов горелых после войны было очень-очень много. Это время никогда не забыть, — говорит он.
«Немец пришёл, как хозяин»
Процессы, аналогичные Мурманскому и завершившемуся летом Карельскому, должны пройти и в других регионах страны. Об этом, в частности, сообщал Nord-News историк и писатель Дометий Завольский. Он убеждён, что идентичное судебное разбирательство может вскоре начаться и в Ленинградской области, которая находилась под оккупацией финнов.
Такой же позиции придерживаются заполярные «Дети войны». Более того, пережившие ужасы вторжения в других республиках СССР северяне уверены, что суды должны пройти и там.
Валентина Олещук с первого дня войны до Дня Победы провела детство в Белоруссии. Воспоминания о кошмарах сороковых терзают и ими сложно делиться без слёз на глазах.
— Мы дети были еще, но мы очень рано познали, что такое ужас, что такое страх, что такое болезни тяжелейшие. Малярия, туберкулез, скарлатина, дифтерия косили нас всех. Мало того, ещё и глазные болезни заедали — трахома, золотуха. Через одного все были туберкулёзники, можно сказать. Потому что болото, сыро, сплошной лес, — вспоминает она.
Сама Валентина Олещук слышит войну каждую минуту своей жизни и сейчас — «зенитки уши прокололи» — объясняет она.
— У меня военная контузия. Вот, например, в начале июля 41-го года, числа третьего посыпались черные такие самолеты с белыми крестами и начали сбрасывать на нас бомбы. Стояли наши зенитки и «тра-та-та-та» — прокалывали уши звуком. Настолько это было больно! И вот мама моя до самой смерти почти каждую ночь кричала: «Ай! Ай! Ай!», это был ужас, — вспоминает она своё детство.
Происходящее в Белоруссии кроме как геноцидом женщина назвать не может.
— Это был ад. Немец пришёл, как хозяин, они сразу въехали с танками и начали убивать всех подряд. Им было дано указание уничтожить каждого четвёртого белоруса, а остальных сделать рабами, ни с чем не считалась! Гитлер сказал в «Mein Kampf»: убивать каждого, кого встретил, невзирая ни на что — малый, большой, старый, молодой. Всех убивать. Вот это был ад. Такие войска были посланы — румыны, янычары — воспитанники Турции, — вспоминает она вторжение.
По её рассказам, не было ничего страшнее голода. Женщина вспоминает, как потеряла сознание в первом классе.
— В сорок пятом году я пошла в первый класс, мне было шесть с половиной лет. И меня оттуда два раза приносили на руках, я не могла понять — как же так? Только в школе была, а потом смотрю — оказалась дома, меня на кровать кладут. Вот, что такое голод!, — говорит она.
Северянка признается, пережитое не забывается, не меркнет в памяти. Уже будучи взрослой, она сушила мешки сухарей.
— Я всё боялась, что наступит война, и голод вернётся, понимаете, — тихо говорит пенсионерка.
Таких историй, как у Валентины Олещук, тысячи тысяч. «Дети войны» убеждены, что у преступлений, совершённых фашистами, не может быть сроков давности. Некоторые из них также выдвинули предположение, что сегодняшние судебные разбирательства начались по случаю 80-летия Победы.
Члены организации выразили надежду на то, что проведение подобного рода процессов усилит интерес россиян к отечественной истории и не позволит перетасовать факты о масштабном подвиге советского народа.
— Помните! — в один голос заключили они.
Фото: Ева Экова
Сейчас также читают: Московский театр имени Натальи Сац представит три балета на мурманской сцене
