Вчера не стало Димы Коржова. Он ушел. Окончательно и бесповоротно. Ушел навсегда. Димка не был моим другом. Не был даже приятелем. Он когда-то сам определил наши отношения. Мы с ним были старыми добрыми товарищами. Товарищами, которые очень тепло, может быть, даже нежно относились друг к другу. Димка вообще очень любил слово «товарищ» и считал, что мы совершенно незаслуженно его почти забыли.
Позавчера у меня в прямом эфире на «Большом радио» была депутат Мурманской областной Думы Анна Гришко. Говорили о культуре. О ее развитии в Мурманской области. О годе Сергея Рахманинова в России – ведь Анна не только депутат, но и преподаватель музыки. Я сказал Анне, что календарный год напоминает мне выпуск телевизионных новостей. Почти весь год мы рапортуем о блестящих достижениях в области внешней и внутренней политики, о небывалом росте производства, о повышении надоев молока, выпуске разнообразной сельскохозяйственной продукции, блестящих открытиях ученых и так далее и тому подобное. И только в самом конце выпуска, когда осталось всего три минуты эфира, мы по минутке уделяем культуре, спорту и прогнозу погоды.
Это было позавчера. А вчерашний день все перевернул с самого утра. Все областные средства массовой информации начинали свои выпуски именно с новостей культуры. Вернее, с одной новости. И новость эта была о том, что в Екатеринбурге скончался поэт, писатель журналист и литературный критик Дмитрий Коржов. ГТРК «Мурман» начала дневной выпуск новостей именно с этой скорбной вести. Боже мой, пусть лучше бы новости культуры остались на обычном своем месте – в самом конце, перед спортом и погодой…
Много лет я беззастенчиво пользовался довольно близким знакомством с Димой и частенько звал его в свои программы на телевидение и радио. Пятнадцать лет назад я позвал его в программу, которую вел на канале «Арктик-ТВ». Тогда только-только вышла в свет первая часть его трилогии «Мурманцы». А, может быть, Димка тогда еще и не задумывался, что получится трилогия? Естественно, я прочел первую часть, поэтому и получился почти часовой предметный интересный разговор. Но весь звук оказался в браке. Пришлось через неделю повторить попытку. И это была уже совсем другая программа. Не менее интересная, чем первая. После этого я не верю утверждениям о том, что брать интервью у человека, которого хорошо знаешь, труднее, чем у незнакомца. Две подряд беседы с Димой полностью опровергли это утверждение. А, может быть, просто Димка был таким интересным собеседником? Программа вышла в эфир, практически, ровно пятнадцать лет назад, в конце декабря 2008 года. Силу телевизионного слова Дима оценил буквально через несколько дней. Дело в том, что он сам продавал свои книги. Отдавал их в разные книжные магазины и внимательно следил за тем, как идут продажи. Так вот, через пару дней после выхода программы в эфир Дима позвонил мне и сказал, что он зашел в магазин «Глобус», чтобы посмотреть, как идет торговля его книгой. В магазине Диму узнали. Причем не только продавцы, но и покупатели. Видели в телевизоре. А в магазине решили познакомиться лично. Дима им рассказал о своем романе, отрекламировал, как мог, и люди ушли из «Глобуса», держа в руках пакеты с новой книгой, на обложке которой было написано: Дмитрий Коржов «Мурманцы».
Неоднократно Дима был у меня в эфире и на «Большом радио». В последний раз в начале лета этого года. Зная Димкин азарт, постоянное его стремление к новому, я предложил ему вести литературную программу у нас на «Большом радио». Предварительным одобрением директора радио я, конечно, заручился. Дима загорелся и сказал, что будет думать над концепцией. Наступила осень. Дима, казалось, позабыл о нашем разговоре. Казалось, но в разгар осени он позвонил мне и сказал, что приедет, чтобы поговорить об «авторской программе Дмитрия Коржова» более детально. Приехал. Поговорили. Казалось, дело на мази. Дима только попросил меня, чтобы в самых первых, пилотных выпусках программы, я был его соведущим, что так ему будет легче врасти в нашу радийную кухню. А я, помня о своих первых робких шагах на радио, с удовольствием согласился. Решили вернуться к вопросу сразу же после нового года. Теперь уже не вернемся. Не будет Димкиной программы на «Большом радио»…
В сети очень много комментариев по поводу смерти Димы. Знакомые и незнакомые спрашивают «как же так?», «почему?», «такой молодой». Конечно, молодой - 52 года для мужика - это расцвет. Все правильно. И молодой, и рано, и неожиданно. А что, кто-нибудь умирает своевременно? Дима был болен. Он знал, что его болезнь неизлечима. Я думаю, что он привык с ней жить. Это вовсе не значит, что перестал с ней считаться. Он знал, что она всегда с ним и никогда никуда не денется. А следом за Димой и мы, его родные, друзья, приятели, товарищи тоже привыкли к Диминой болезни. Привыкли настолько, что стали воспринимать ее, как необходимый атрибут Димкиной жизни. Ну, вот, живет он с ней и живет. И проживет еще очень долго. Мы ошибались… А вот он, словно чувствуя что-то, спешил жить, спешил успеть как можно больше. Причем, чем старше становился, тем быстрее становился ритм его жизни. Бесконечные встречи с читателями по всей России. Особенно Диме полюбилась Сибирь. И Сибирь платила Диме ответной любовью. Утром 25 декабря, за двое суток до ухода Дима написал на своей страничке: «Вот так всё было в Омске. Празднично и светло». И фотография. А еще есть почти два десятка изданных книг, сотни, может быть, тысячи газетных статей. Есть литературный фестиваль «Капитан Грэй». 28 ноября Дима узнал, что журнал «Наш современник» начал печатать его новый роман «Полюшко-поле». На своей страничке в социальной сети он выложил три фотографии ноябрьского выпуска журнала. На одной из них фото автора и название романа. И Димин текст. Всего семь слов: «"Наш современник". Даже добавить нечего. Спасибо, Карина!».
Дима предпочитал, чтобы его представляли, как прозаика. Именно прозаика, а не писателя. Думаю, что своей прозой Дима гордился больше, чем стихами. А вот я всегда считал его в первую очередь поэтом. Доказательства, совершенно неожиданно для него самого, я привел, когда мы целых два давнишних зимних вечера после неудачной и после удачной записи телевизионной программы поздно возвращались домой пешком. В смысле, пешком шли вместе довольно долго, пока нам было по пути. Я во время одной из этих прогулок начал цитировать наизусть Диме Коржову его собственные стихи. Он был этим… нет, даже не удивлен. Он был поражен. Больше вопрос о том, кто для меня Дима Коржов мы никогда с ним не обсуждали…
И еще один штрих. Будучи человеком творческим, Дима, конечно, обладал тонкой душевной организацией. Мог всерьез обидеться, казалось бы, на пустяковое замечание. Мог и расстроиться. Но чувство юмора при этом у него было отличное. Почти двадцать пять лет назад я начинал играть в «Что? Где? Когда?». Моей первой командой были «Поморы», а капитаном команды был Дмитрий Коржов. Команда у нас тогда подобралась сильная. Что позволило Мише Довженко, тоже давнему знакомцу, сострить: «Поморы» особенная команда. Она дает правильный ответ на первой секунде, а оставшиеся пятьдесят девять уходят на то, чтобы объяснить капитану, что ответ правильный». Димка хохотал над этой шуткой громче всех…
Девятнадцатого декабря Дима нарядил у себя дома новогоднюю елку. Сфотографировал ее, а фото выложил на своей страничке в сети. Теперь эта елочка ждет хозяина в опустевшей квартире. А хозяин не вернется. Никогда не вернется…
Мы часто и за глаза и в глаза звали Диму «живой классик». Как нам звать его теперь?...
Сейчас также читают: «Поверить в это сложно»: Игорь Морарь выразил соболезнования в связи с уходом из жизни Дмитрия Коржова
